Случайно наткнулся в Интернете на старую статью корреспондента «Экспресс-новостей» Сергея Крапивина «В русской армии служыць не жалаю», в которой он рассказывает о бунте в Советской 34-й запасной дивизии, произошедшем в марте 1945 года в Бобруйске. О поляках и белорусах, участниках того бунта, он глумливо пишет: «Моральные установки парнишек, которые разговаривали на белорусско-русско-польском жаргоне, были, скажем так, кривоватые. Каждый второй – спекулянт с чёрного рынка, каждый третий – искусный подделыватель документов. Нормой жизни стало вывернуться, наколоть, стырить, слямзить.
Воровство, грабежи, мошенничество, пьянство, проституция. Насвистывали «Лили Марлен», носили причёски и пиджачки по Венской моде […].
Автор изображает военное поколение моих земляков некими уголовниками, людьми с низкими моральными установками, что я считаю оскорбительным и абсолютно неприемлемым. Поэтому решил ответить. Как говорится, лучше поздно, чем никогда. Тем более, что тема для меня не чужая, участником «бунта призывников» был мой дядя, старший брат отца.
Известно, что сразу в нескольких запасных частях Красной Армии, находившихся в 1944-1945г. в Белоруссии, вспыхнули бунты. Наиболее известен бунт в 34-й запасной стрелковой дивизии, стоявшей в г. Бобруйске. Там готовили рядовой и сержантский состав для пополнения находящихся на фронте частей.
Хронология предшествовавших Бобруйскому бунту событий такова: 23 июня 1944 года Советская армия начала Белорусскую наступательную операцию, более известную как операция «Багратион». К концу июля со всей территории БССР немецкие войска были изгнаны. Для восполнения понесённых тяжёлых потерь в живой силе, советские военкоматы начали призывать в Красную армию местную молодёжь. Кроме того, Ставкой Верховного Главнокомандования, приказом от 9 февраля в 1942 г. за №089, было дано право призывать на военную службу также и командирам дивизий и даже полков, чем наступавшие войска активно пользовались. Поляки, а так же значительная часть белорусов из западных областей, Красную Армию справедливо воспринимали как чужую, и служить в ней совершенно не хотели.
Надо сказать, что для советской власти призывники из западных областей Беларуси и Украины тоже были чужими, людьми второго сорта, которым на фронте не доверяли. Считалось, что они на протяжении длительного времени подвергались враждебной антисоветской агитации. Для них зачастую и форма похуже, и участок наступления самый опасный. А иногда «в бой» гнали и вовсе неподготовленных людей, без формы, без оружия, в гражданской одежде. Для Сталина и его клики все жители оккупированных немцами территорий были потенциальными предателями, не более чем «пушечным мясом», и чем меньше их уцелеет к концу войны, тем лучше, НКВД меньше потом работы будет.
Страшные картины бессмысленных истребительных советских атак запечатлены во многих воспоминаниях и письмах немецких солдат: «Вновь занимая территорию, Красная армия призывает всё население, мужчин и женщин…. Они используются для увеличения числа и массы атакующих. Эти невооружённые гражданские […] подозревались в сотрудничестве с нами и во многих случаях буквально расплачивались жизнью за это подозрение…. Большие плотные массы людей маршировали плечом к плечу по минным полям, которые мы только что выставили. Люди в гражданском и бойцы штрафных батальонов двигались вперёд как автоматы, бреши в рядах появлялись только когда кого-нибудь убивало или ранило взрывом мины. Казалось, эти люди никогда не испытывают страха или замешательства. Мы заметили, что те, кто упал, пристреливались небольшой волной комиссаров или офицеров, следовавшей очень близко за массами, за жертвами наказания». (Lucas J. War on the Eastern Front: the Germas Soldier in Russia. L.1991).
Большинство призывников из Западных областей Беларуси стремились во что бы то ни стало попасть в Польскую Армию, поэтому советские военкоматы шли на хитрость и обман. Призывников-поляков, несмотря на их отчаянные протесты, записывали белорусами и принудительно направляли в Красную Армию.
В списках и актах, присланных из РВК в 34-ю запасную дивизию, всё прибывшее пополнение числилось белорусами. Однако на руках у части призывников оказались документы, подтверждающие их польское происхождение (довоенные паспорта, свидетельства о рождении, эвакуационные листы – подписанные членами комиссии по эвакуации в Польшу, и др.). Большинство из новоприбывшего пополнения заявило, что им были вручены повестки о призыве в Войско Польское, а когда они явились в военкоматы, их обманом направили в 34-ю дивизию Красной Армии. У нескольких человек сохранились повестки, подтверждающие их слова.
От всех, кто считал себя поляком, были взяты рапорта об отказе служить в Красной Армии. К 24-му марта таких рапортов набралось свыше тысячи. Из них, в 282 ЗСП считали себя поляками 424 человека, в 75 ЗСП – 250 человек, в 71 ЗСП – 206 человек. В 14 ЗСП 120 призывников 1927 года рождения потребовали, чтобы их отправили в Польскую Армию. В 1-м стрелковом батальоне 282 полка 195 человек отказались принять присягу, заявляя: «Примем только Польскую, и в Польской Армии».
23 марта 1945 года, по пути следования роты нового пополнения в баню, 4 военнослужащих сели на мостовую и отказались идти дальше. После попытки красноармейцев заставить их подняться, мл. лейтенант приказал сержанту арестовать бунтовщиков и отправить их на гауптвахту. В этот момент вся рота сомкнулась, не позволив арестовать своих товарищей. И лишь после того, как сопровождающие красноармейцы открыли огонь из автоматов над головами, рота построилась и проследовала в баню.
Польская и белорусская молодёжь из западных областей БССР, пытаясь избежать призыва в Советскую армию, проявляла чудеса изобретательности. Кто-то за взятку покупал справку о якобы тяжёлом заболевании, но при этом пробирался на запад, чтобы вступить в Войско Польское. Были и такие, которые пряталась в глухих местах, у дальних родственников, уходила в леса в отряды Армии Краёвой. Новые власти вынуждены были задействовать войска охраны
тыла для отлова так называемых «уклонистов». Чтобы с таким трудом собранные призывники не разбежались по дороге, к воинским эшелонам их доставляли как арестантов, под вооружённым конвоем.
Архивные документы содержат множество трагических фактов мобилизации поляков и белорусов в Красную Армию. Вот только один из них: «15 июля сего года (1944) при сопровождении 159 мобилизованных из местечка Солы в г. Вилейка, мобилизованные начали разбегаться в лес. В результате применения оружия, сопровождающими убито 18 и ранено 20 человек. В г.Вилейка доставлено только 3 человека».
Но даже если «уклонистов» удавалось отловить и загнать в эшелон, это ещё не значило, что они обязательно доедут до места назначения. Например, 3.03.1945г. из Бобруйска был отправлен эшелон с пополнением на фронт в Восточную Пруссию, который сопровождали 30 офицеров. Во время следования, на участке Барановичи-Волковыск, из эшелона дезертировали 73 бойца, в основном поляки и западные белорусы.
Разбираться в ситуации, в 34-ю дивизию был направлен инструктор военного отдела ЦК КП(б)Б Николаев. 2.04.1945г. он представил 1-му секретарю ЦК КП (б)Б П.Пономаренко доклад: «О создавшемся положении в 34-й запасной стрелковой дивизии в г. Бобруйске», в преамбуле которого говорилось: «В связи с поступлением в дивизию больших контингентов военнообязанных из Зап областей Белоруссии, в том числе отдельных групп, на протяжении нескольких месяцев уклонявшихся от мобилизации и скрывавшихся в лесах, людей мало живших в условиях советской власти, подвергавшихся на протяжении многих лет антисоветской агитации и в настоящий момент имеющих в своей среде ставленников Лондонского (Польского) эмигрантского правительства, немецкой агентуры, старающихся всеми мерами разлагать новое пополнение Красной Армии, командование дивизии стало перед фактами организованного неподчинения, саботажа и контрреволюционных выступлений. Так, часть военнослужащих нового пополнения, прибывшего из районов Молодечненской области, отказалась мыться в бане и получать красноармейское обмундирование, заявляя: «Мы поляки, не желаем служить в Красной Армии и требуем направить нас в Польскую армию».
Вот выдержки из доносов, подшитых в оперативных делах особого отдела, приведённые в публикации Сергея Крапивина: рядовой 75-го запасного стрелкового полка В.Фурс, обращаясь к военнослужащим роты, заявил: «Я не поляк а белорус, но записался поляком. Когда я и другие Белорусы будем отправлены в Польскую армию, то мы потребуем открыто, чтобы советское правительство обратно отдало Польше Западную Белоруссию, и снова будем жить в Польше».
Рядовой 282-го полка Х.Фомин говорил: «Белорусы, вы должны заявить, что вы поляки. Я тоже белорус, но записался поляком. Нам нужно записаться в Польскую армию, так как польская армия потерь на фронте имеет меньше, ибо поляки воюют там, где можно, на пушки не лезут, а если мы попадём на фронт с русскими – погибнем. Русские валят людей в мясорубку. Белоруссия советской не будет, она должна отойти к Польше. Это поддерживают Америка и Англия, поэтому нам бояться нечего».
Рядовой А.Карась, обращаясь к группе бойцов, сказал: «Не принимайте оружия. Этим мы затянем боевую подготовку, а неподготовленных на фронт не посылают». В другой раз он заявил: «Польша будет по Смоленск, и будет находиться под влиянием Англии и Америки. Советский Союз никакого значения иметь не будет, им будут управлять союзники».
Рядовой Кароль, обращаясь к колеблющемуся товарищу, сказал: «Новичок, присоединяйся к нам, пойдём служить в Польскую армию. Как попадём туда, тебя отпустят домой, так как пожилые в Польской армии не служат, их отпускают по домам». Другой боец говорил: «Вот только получим оружие, тогда махнём. Теперь наших в лесах [...] много».
Перед советским командованием встал вопрос: Что делать? Человек 100-200 отказников можно было бы объявить предателями или шпионами, судить показательным судом военного трибунала и расстрелять. А если таких набираются тысячи? Ведь не только в Бобруйске в 1944-1945г. бунтовали призывники, но и во многих других запасных частях на территории Молодечненской, Полоцкой, Вилейской, Барановичской, Пинской и Полесской областей БССР. Выход нашли простой: рассредоточить призывников из Западных областей Белоруссии по разным воинским частям.
Как уже выше говорилось, в 1944-1945г. призывники из Западной Белоруссии, бунтовали во многих запасных частях. В качестве примера приведу выдержкуиз текста донесения политотдела 19-й армии за период с 5 по 15 декабря 1944 года: «До 13 декабря в распределительный пункт армии прибыло 8 эшелонов с новым пополнением в количестве 3073 человека, в том числе 157 сержантов и 2916 рядовых [...]из числа пополнения значительная часть молдаван, украинцев и белорусов из западных областей. Имеются также поляки […]. Имеющиеся в числе пополнения поляки заявляют о своём желании служить в Польской армии. Многие из них носят медальоны с изображением Иисуса Христа….
Прибывшие в 27-ю стрелковую дивизию 160 человек призваны все в западных областях Белоруссии. Из них 31 человек служили ранее в старой Польской армии. Остальные в армии никогда не служили. Из числа этого пополнения три человека – Кетойць Винценты, 1901 года рождения, Ветрис Михал, 1907 года рождения, и Стах Винценты, 1902 года рождения, отказываются взять красноармейские книжки, выписанные им в запасном полку, мотивируя это тем, что они по национальности поляки, а в красноармейских книжках им записали, что они белорусы…
Прибывшие в 18-ю стрелковую дивизию поляки обращались к каждому беседовавшему с ними офицеру с просьбой о направлении их служить в Польскую Армию.
Как мною доложено шифрограммой, 32 поляка подали об этом коллективное заявление. О результатах расследования этого случая доложу дополнительно.
Во внеочередном донесении политотдела 19-й армии от 22.12. 1944г. начальнику политического управления Карельского фронта генерал-майору Калашникову, говорится: «В дополнение к моей шифротелеграмме №107 от 17.12.1944г. докладываю, что 11 декабря с.г. из 391 запасного полка в части 18-й стрелковой дивизии прибыло новое пополнение в количестве 135 человек. Прибывшее пополнение было ранее распределено по взводам, и в первый день своего прибытия в 18 стр. дивизию оставалось в этих взводах. В составе пополнения, прибывшего в 424 стр. полк, значилось трое русских, 111 белорусов и 21 поляк.
В 1-м взводе была группа белорусов, заявивших, что они поляки, а не белорусы. 12 декабря трое из этой группы – А.Кокштыс, А.Капрыс, и В.Кревич –обратились к командиру взвода мл. лейтенанту Матюнину […] с вопроссом: можно ли направить командованию заявление о неправильном заполнении их красноармейских книжек и о желании служить в Польской армии? Мл. л-нт Матюнин […] ответил, что заявление подать можно. В тот же день боец Кокштыс Аугустин передал мл. л-нту Матюнину заявление за подписью 32 человек.
Далее приводится список лиц, подписавших заявление. Дальнейший текст документа следующий: «Все подписавшие заявление утверждают, что они по национальности поляки, а не белорусы, и что в военкомате по месту призыва они по документам значились поляками. По прибытию же в 391-й запасной полк им были выписаны красноармейские книжки, в которых они названы белорусами. Находясь в 391-м запасном полку, они отказывались получать красноармейские книжки и отказывались расписываться в ведомостях…».
В связи с этими событиями в 424-й запасной полк были срочно командирован представитель политотдела армии, который в процессе «расследования» установил, что коллективное заявление было подано по инициативе «антисоветски настроенного» Кокштыс Августина, бывшего столяра. В пути следования, до приезда в Вологду, он вёл среди поляков «агитацию против службы в Красной армии, а по прибытии в полк, воспользовавшись недовольством поляков тем, что их насильно записали белорусами, уговорил подать коллективное заявление, в котором указаны мотивы невозможности принять присягу в Красной армии, т.к. многие ранее служили в Польской армии, где они уже присягали и теперь считают, что дважды присягать нельзя, т.к. этим они изменят Богу и польскому народу».
В личных беседах с подписавшими заявление призывниками, представитель политотдела установил, что главным мотивом послужило то, что в документах им неправильно указали национальность. Так, боец Черняк Юзэф заявил, что «Раз надо служить в Красной армии, то буду. Но в красноармейской книжке указано, что я белорус, а я поляк…». Боец Марковский Бронислав сказал: «В красноармейских книжках в райвоенкомате записали, что мы поляки, а здесь переписали – белорусы. Зачем топчут нашу нацию. Нужно, чтобы красноармейская книжка была оформлена правильно, тогда мы её возьмём».
Боец Скипор Чеслав, в разговоре с представителем политотдела армии, откровенно сказал: «Я хочу в Польскую армию потому, что там есть костёл, ксёндз, и соблюдают религию». Он также сказал, что: «Колхозники деревни Кукляны мне рассказывали, что при немцах они жили лучше, чем в колхозе…». Рядовые Мацук, Мончан, Овсяник, Станкевич и Богданович так же вели себя стойко, и заявили, что: «Присягу мы больше принимать не будем. Мы присягали один раз перед польским народом и Богом. Изменниками Родины не будем».
Какие же меры приняло Советское командование? В этом же документе сказано, что: «Организатор подачи коллективного заявления Кокштыс – арестован органами контрразведки СМЕРШ». Дальнейшая его судьба неизвестна. Скорее всего, его объявили немецким шпионом и расстреляли, как это было принято – выстрелом в затылок. Остальные были рассредоточены одиночками по другим взводам. «Всем им было разъяснено, что они являются советскими гражданами, и будут служить в Красной Армии.
Также политотдел армии пришёл к выводу, что: «…в состав пополнения, призванного из западных областей Белоруссии, среди которых имеются поляки, проникли отдельные враждебные элементы, типа Кокштыса, которые, используя национальные чувства, сумели в пути следования взять под своё влияние часть поляков…». И что: «Точных данных о количестве поляков не имеется, так как все прибывшие из Западных областей БССР числятся белорусами».
Тема эта для меня не посторонняя. Как я уже говорил вначале, мой дядя, старший брат отца, бывший житель Загачского сельсовета Поставского района, был призван в Советскую армию осенью 1944 года и оказался в запасном полку в Борисове. После войны, уже из Польши, он писал в письме своей маме (моей бабушке): «Осенью 1944 года нас, группу призывников-поляков с Поставщины, обратившихся к командиру с просьбой направить нас в Польскую Армию, загнали по грудь в реку Березина. Вода была ледяной. Советский офицер, стоявший на берегу, злобно сказал: «Ну что, бляди польские, я из вас сделаю белорусов! Кто вспомнит, что он белорус, тот может выходить на берег. А поляки будут стоять в воде пока не сдохнут…». Мой дядя стоял до конца, что привело к заболеванию почек, от которого он и умер в возрасте 36 лет.
Другой житель Поставского района, Станислав Юрковлянец, вспоминал: «В 1944 году советы объявили мобилизацию в свою армию, которая касалась и моего 1926 года рождения. Чтобы избежать призыва, я уехал в соседние Свенцяны, входившие в состав Литвы. Там юношей моего года рождения ещё не призывали…». Позже С.Юрковлянец добрался до Варшавы и добровольцем вступил в Войско Польское.
В «Monografii wsi Michnicze» бывший житель Поставского повета Хенрик Жебровский пишет: «18 июля (1944) была объявлена мобилизация молодых мужчин. Мы, согласно с полученной от АК инструкцией, свидетельствовали, что мы поляки. Но на наши свидетельства нам отвечали, что «ты дурак, а не поляк», и отправили в железнодорожные строительные батальоны. Они назывались «железнодорожный стройбат». [...] В конце концов, мы сбежали целой группой из под Подбродья и снова явились в Поставский военкомат, где заявили, что хотим идти служить в Польскую армию. Сначала нас всё равно записали белорусами, но после протестов, в конце концов, всё же направили в Польскую Армию генерала Берлинга. Мы поехали в Молодечно. Там ещё раз поделили на белорусов и поляков и наконец-то отправили через Волковыск и Гродно в Белосток. В Белостоке всю нашу группу включили во 2-й запасной полк В.П.…».
Ю.Толканович, в своей биографичной книге «Судьба человека», пишет: «…Однажды ноябрьским вечером (1944) прогуливаясь по улице Ильи (Вилейская обл.), я заметил медленно идущую девушку. Поравнявшись, я поднял глаза и узнал в ней знакомую. Девушка меня тоже узнала […]. Она работала секретарём в военкомате. Она мне тихо прошептала: «У меня важная новость, на тебя уже оформлена мобилизационная карта. Я должна в течение 3-х дней вручить тебе повестку. Только тихо! Смотри не проболтайся, потому что это меня погубит». От такой новости я остолбенел. Так же тихо спросил у неё – А что мне делать? «Немедленно ехать в Польшу! Я тоже поеду!». Усмехнулась грустно, приложила палец к губам и пошла дальше…».
В этой же книге Толканович пишет, что во время немецкой оккупации, в начале войны, как-то ночью прилетел советский самолёт, с которого сбросили листовки, в которых по-польски было написано: «Поляки, простите нам обиды, которые мы вам причинили! Сейчас мы должны вместе защищать родную землю».
[...]. «Писали по-польски, а после войны уже не считали нас поляками».
В январе 1944 года к немцам перебежал командир разведроты 253-й стр. дивиции капитан Игорь Капор. На допросе он показал, что в декабре 1943 года он находился на переподготовке при разведотделе штаба фронта, где был ознакомлен с приказом НКВД о том, какая судьба ждёт жителей Белоруссии, когда вновь вернутся советские войска. Мужчин предполагалось отправить на передовую и бросить в бой даже не переодетыми, невооружёнными и не обученными.
Правда, историками этот приказ до сих пор не обнаружен, но дальнейшие действия советских войск на занятых территориях ему во многом соответствовали.
Бывший офицер-фронтовик, кавалер 2-х орденов Александра Невского, Михаил Сукнёв, в своей книге воспоминаний «Записки командира штрафбата» пишет: «Был устный приказ, который передал нам особист Проскурин: украинцев ставить впереди огневых точек. Рядом, по возможности, сибиряков, и позади дзота – комсомольца или коммуниста. Это чтобы не сбежал к немцам украинец, тот, у которого семья в оккупации…».
Американские историки – эмигранты Иосиф Дуглас и Фёдор Черон, бывшие военнопленные, свидетельствали, что, освободив от немцев определённую территорию, советское командование собирало всё военно-обязанное население и, часто без оружия и военной формы, гнало его в бой. Бывалые солдаты называли таких наспех мобилизованных «воронами» (по цвету чёрных гражданских пиджаков). В наступлении ворона могла быть вооружена лопатой, штыком, палкой (как это показано в фильме Н.Михалкова «Цитадель»), а в редких случаях винтовкой Мосина XIX века, с которой она не умела обращаться. Со временем немногие уцелевшие «вороны» получали обмундирование, но шансов дожить до конца войны у них было немного.
А вот что рассказывал о боях в Белоруссии бывший командир взвода В. Дятлов: «Мимо, по ходу сообщения прошла цепочка людей в гражданской одежде с огромными «сидорами» за спиной. – Славяне, кто вы и откуда, спросил я. – Мы с Орловщины (ранее оккупированная территория), пополнение. – Что за пополнение, когда в гражданском и без винтовок? – Да сказали, что получим в бою…». [...] И вот атака. Поднялась цепь, извиваясь чёрной кривой змейкой. За ней вторая. И эти чёрные извивающиеся и двигающиеся змейки были так нелепы, так неестественны на серо-белой земле! Чёрное на снегу –прекрасная мишень. И немец поливал эти цепи плотным свинцом…».
Немцы удивлялись, им было непонятно такое отношение советского командования к своим людям. Не случайно призывников из Западных Беларуси и Украины, насильно загнанных в Красную армию, они называли «Beute soldaten», т.е. трофейные солдаты.
В августе 1944 года, по указанию из Москвы, в Люблине был создан так называемый Польский Комитет Национального Освобождения (ПКНО), который провозгласил себя временным правительством. 15 августа 1944 года он объявил всеобщую мобилизация в Войско Польское (WP). По договорённости, при советских военкоматах в Западной Белоруссии стали работать и польские офицеры. Таким образом, в ВП было призвано 41.072 человека, часть из которых были белорусами, которые сознательно объявили сами себя поляками, чтобы избежать призыва в Красную Армию. Польские офицеры относились к этому с пониманием, в шутку называя таких людей «исполняющими обязанности поляков».
Похожая ситуация, но со своей спецификой, была и с призывниками из Украины. Вот что писал о мобилизации на освобождённых территориях Украины в 1944 году, участник войны генерал Пётр Григоренко: «Людей в стране уже не было…. Требовали изыскания людских ресурсов на месте – мобилизации воюющих возрастов на Западной Украине… Нехватка людей была столь ощутима, что мобилизацию превратили по сути в ловлю людей, как в своё время работорговцы ловили негров в Африке… Мы оцепили село на рассвете. Было приказано в любого, кто пытается бежать из села, стрелять после первого предупреждения.
Вслед за тем специальная команда входила в село и, обходя дома, выгоняла всех мужчин, независимо от возраста и здоровья, на площадь. Затем их конвоировали в специальные лагеря».
Украинский историк Владимир Гинда пишет, что освобождение Киева в 1943 году было приурочено к 26-й годовщине Октябрьской революции. Чтобы угодить Сталину, тогдашние военачальники загубили сотни тысяч человеческих жизней, но приказ «вождя» выполнили…. Во время освобождения столицы Украины полегли сотни тысяч человек, которым тогдашняя власть приказала форсировать Днепр без оружия, без формы, без военного опыта и знаний. Речь идёт о так называемых «пиджачниках», о мобилизованных в Красную армию из освобожденных населенных пунктов, прозванных в народе «пиджачниками» или «чёрной пехотой» из-за того, что нередко они шли в бой без военной формы. Эти люди по замыслу тогдашней власти должны были кровью «смыть позор пребывания на оккупированной территории». Было мобилизовано 300 тысяч – в битве за Днепр их погибло приблизительно 250 – 270 тысяч. Общие же потери в этой битве достигли 380 тыс.
Именно благодаря практике «заваливания неприятеля трупами», когда в бой на неподавленную систему огня бросались массы необученного и часто невооружённого пополнения, безвозвратные потери Красной Армии почти в десять раз превзошли потери Вермахта.
Мобилизацией несчастных людей занимались полевые военкоматы. Забирали всех способных держать оружие, даже 16-17-летних ребят. Формально всё проходило на законных основаниях, ведь Ставкой Верховного Главнокомандования, приказом от 9 февраля в 1942 г. за №089, было дано право призывать на военную службу не только военным советам армий, но и командирам дивизий и полков в неограниченном количестве. Страшнее всего то, что большинство из таких мобилизованных не проходили никакого обучения, и их без соответствующей подготовки сразу бросали в бой. Понятно, что большинство из них бессмысленно погибало в первом же бою.
Вот как описал эту бойню в своей автобиографичной «Песне победителя» Григорий Климов: «Когда Красная Армия начала выгонять немцев из Украины, то «домоседов» быстренько собирали, – этим занимались даже не военкоматы, а сами командиры передовых частей, – совали им снова винтовки в руки и, даже не переодев в шинели, в чем были – в первую линию боя! Их так и называли – «пиджачники». Берега Днепра, как весенними цветами, пестрели трупами в разноцветной гражданской одежде».
Тогдашние мобилизации и атаки ярко изобразил известный украинский писатель-фронтовик Анатолий Димаров: «Никаких медкомиссий не было. На фронт забирали калек и больных. Я уже в 20 лет был инвалидом, слепой и глухой от контузии, всё равно взяли. И погнали нас на немецкие пулеметы знаете с чем? С половинками кирпичей! Так второй геноцид против украинцев был. Мы были не обмундированы, не вооружены. Нас гнали целый день по лютому морозу, и пригнали в местечко, разрушенное до основания. Выдали те половинки кирпичей, показали громадный водоем, скованный льдом, и сказали ждать сигнала – ракеты. А когда она взлетит, дружно высыпать на лед и бежать на врага, который засел на противоположной стороне за крепким ограждением, и... выбивать его оттуда полукирпичами. А он пусть думает, что это... гранаты.
Назад повернуть никто не мог, потому что нам показали хорошо оборудованные окопы, в которых через каждые три шага сидели смершевцы с нацеленными нам в спину пулемётами. Меня спасло лишь то, что я уже порох нюхал и бежал не в первом ряду, а в пятом. Мы добежали метров за сто от того ограждения, немцы нас подпустили. Вы представляете, голый лед, негде спрятаться! И как ударили из пулеметов кинжальным огнем! Ребята передо мной падали, как подкошенные [...], я тоже упал и лежал, а солдат передо мной аж вертелся от пуль, которые в него попадали […] Меня санитары так и подобрали: с намертво зажатым кирпичом в руках».
Историк Гинда пишет, что такие огромные и бессмысленные жертвы были целиком на совести бестолковых и безжалостных советских командиров, которые пренебрежительно относились к простым солдатам, не считая их жизнь ценной. Показательным в этом плане является высказывание Георгия Жукова перед началом форсирования Днепра, свидетелем которого был офицер по особенным поручениям командующего 1-м Украинским фронтом Ватутина – Юрий Коваленко.
На вопрос командиров, во что одеть 300 тысяч мобилизованных, Жуков ответил: «Как во что? В чем пришли, в том воевать будут!». Когда же зашла речь о вооружении призывников, цинизм маршала перешел все границы: «Автоматическим оружием этих людей не вооружать! У них же за спиной заградотряды! Дай им 300 тысяч автоматов – и из заградотрядов ничего не останется. Они всех перекосят и к немцам. Трехлинейку им образца 1891 года!».
Но заместитель командующего 1-м Украинским фронтом по тылу генерал Кулешов доложил, что на складах есть только 100 тысяч трёхлинеек. Тогда командующий белорусским фронтом генерал Константин Рокосовский, самый толковый и порядочный из всех сталинских генералов, предложил послать в Москву в Ставку курьера, который бы доложил обстоятельства и попросил помощи с вооружением и обмундированием. И здесь прозвучала коронная фраза Жукова: «Зачем мы, друзья, здесь головы морочим. Нахрена обмундировывать и вооружать этих хохлов? Все они – предатели! Чем больше в Днепре потопим, тем меньше придется в Сибирь после войны ссылать». Не без основания некоторые ветераны фронтовики называли Жукова «мясником».
Военному поколению жителей Западной Беларуси было посвящено Постановление VI февральского пленума ЦК КП(б)Б 1945 года: «О политической работе среди населения». Уже более пяти лет не было независимого Польского государства, прошло пол года, как с территории БССР были изгнаны немцы, а в постановлении говорилось: «Партийные организации в Западных областях БССР должны систематически разъяснять населению, что только Советское государство [...] обеспечит трудящимся Западных областей Белоруссии подлинную свободу [...]. Партийные организации обязаны разъяснять…», и т. д. Но людям, которые родились и выросли в независимой Польше, было плевать на всякие там «разъяснения» партийных болтунов. Они могли сравнивать довоенную жизнь с той, которую принесла советская власть, и это сравнение было не в пользу последней.
Резюмируя вышеизложенное можно с гордостью сказать, что военное поколение жителей Западной Беларуси показало себя настоящими патриотами своей Родины. Они не уклонялись от службы в Польской Армии, они рвались бить немцев, но не хотели служить в армии страны-оккупанта, которая в 1939 году вступила в преступный сговор с Гитлером и нанесла предательский удар в спину.
Источник: Блог "Поставы и окрестности"
